Поездка в Италию

​

Вопрос о положении на вокальных факультетах, о дефектах нашей вокальной методики в один прекрас ный день остро встал перед Комитетом по делам ис кусств и отделом ЦК партии. Возникла идея приглаше ния педагогов вокалистов из Италии. И вот, в мае 1947 года Н.С. Голованов и я были командированы в Италию с целью выяснить, какие там имеются педагогические силы и кого можно было бы пригласить на работу в СССР.

Прибыли мы в Италию не ко времени: в мае теат ральный сезон кончается и многие интересовавшие нас лица находились в разъезде. В миланском театре «Ла Скала» спектаклей уже не было, и нам, к великому сожалению, ничего не удалось там послушать. Все же мы услышали немало интересного в Венеции и Риме, а главное, посетили вокальные классы консерваторий и познакомились с рядом преподавателей. Меньше всего «духовной пищи» мы получили в Неаполе, куда попали только под конец, но насладились поездкой на остров Капри, в Помпею, в Амальфи и Сорренто.

Большую помощь нам оказал один русский эмиг рант – Александр Акимович Санин, режиссер, когда то ставивший спектакли в МХАТе и «Князя Игоря» в Большом театре. Переехав в Италию (кажется, в нача ле двадцатых годов), он специализировался здесь на постановке русских оперных спектаклей. Санин хоро шо знал местные условия, свободно владел итальян ским языком, и во всех переговорах мы пользовались его услугами. Несмотря на преклонный возраст – ему было тогда около восьмидесяти лет! – он ездил вместе с нами из города в город. На прощание он вручил мне нечто вроде путевого дневника, где детально и с боль шим жаром описал все виденное и слышанное за эти недели, все беседы и встречи с людьми (я храню, как память, этот дневник). Санин всячески выражал свои симпатии Советскому Союзу и мечтал о возвращении на родину. И он, и тенор Александр Веселовский, с ко торым мы встретились в Милане (он начал петь в опе ре еще в России, затем учился в Италии и составил се бе солидную оперную репутацию), несмотря на до вольно хорошее материальное и творческое положе ние, сильно тосковали по России и хлопотали о возвра щении. Не знаю, почему это не состоялось.

Профессор Римской консерватории Страччиари (в прошлом – знаменитый баритон, один из видней ших после Баттистини) пригласил нас в свой класс на урок. Однако исполнение учеников его страшно рас сердило и он стал петь сам. Пел, несмотря на ослабев ший голос (ему было уже семьдесят лет!), великолепно в смысле выразительности и драматической экспрес сии. Никогда в жизни, ни до, ни после, я не слышал лучшего монолога Яго из вердиевского «Отелло».

Побывали мы в Риме на торжественном (и скучноватом) собрании почтенных старцев академиков во главе с Ильдебрандо Пицетти, а также на концерте из произведений французских композиторов – лауреа тов Римской премии. В этом концерте были представ лены разные поколения вплоть до самых последних; но самым лучшим из лауреатов все же, безусловно, ока зался Дебюсси, остальное было очень бледно. В Риме мы познакомились с профессором консерватории Пе траччи – одним из крупнейших итальянских компози торов, прекрасным оркестратором. Директор Флорен тийской консерватории уклонился от встречи с нами, и нам показали лишь консерваторскую библиотеку и му зей... Зато исключительно тепло приняли нас синдик Флоренции (городской глава) Фабиани, в прошлом партизан, и Паризо Вотто, руководитель музыкальных театров «Comunale» и «Dеl Maggio Florentine» – чело век, с большой симпатией и интересом относящийся к советской культуре.

Очень большое впечатление произвела Венеция. Мы остановились в советском консульстве, в двух ша гах от площади Святого Марка, то есть в самом центре, и совершали во все стороны большие прогулки пеш ком и в моторной лодке консульства. Нас возили пока зывать, как изготовляется знаменитый венецианский хрусталь. Глава здешнего муниципалитета оказался коммунистом, и потому, как и во Флоренции, мы встретили чрезвычайно любезный прием. Поразитель ный город – Венеция! Она живописна во всем: даже в резких контрастах великолепной пышности и нищеты есть неповторимый колорит. Однажды мы видели ха рактерно венецианские похороны: гроб везут водным путем, для этого существуют специальные «траурные гондолы» – черная барка с серебряным катафалком посередине; четыре гребца гребут стоя. Вот откуда у Листа этот образ – «Траурная гондола»! Кстати, выяс нилось, что по итальянски надо говорить гундола, с ударением на первом слоге, а не так, как мы привыкли.

В соборе святого Марка мы попали на парадное бо гослужение. Два хора и два органа, расположенные в разных частях огромного здания, звучали поочередно, антифонно. Это производило совсем особый и очень импозантный эффект. В старинном театре «Фениче» (здание его сейчас уже совсем затерто другими домами) шла «Сомнамбу ла» Беллини и «Хитрая вдова» Феррари. «Хитрая вдо ва», на сюжет Гольдони, – одна из последних опер композитора, и он сам после спектакля выходил кла няться; мне запомнилась его долговязая фигура в чер ном. Опера средняя, малоинтересная по музыке, но на писана бойко, с полным знанием сцены и не без «штук». Например, некий англичанин комически тя нет басом «Ма – да – ма», выговаривая по слогам, и т.п. Венецианская консерватория помещается в зда нии, состоящем из двух совершенно разных по стилю половин: старинной и современной. В старинной нахо дится, так сказать, парадная часть, в современной – «рабочая», учебная. Директор консерватории, извест ный композитор Малипьеро, которого нам характери зовали как человека крайне замкнутого, с нами, напро тив, был исключительно приветлив и любезен. Он сам водил нас по всем классам и даже пригласил, по дру жески, в ресторанчик. А в остальном наш быт в Вене ции складывался совсем на русский лад: сотрудники консульства отнеслись к нам с родным гостеприимст вом и кормили настоящими московскими щами.

В Венеции я первый и последний раз в моей жизни увидел антисоветскую демонстрацию. В тот день мы куда то собрались ехать на консульской моторной лод ке. Обычно ее красный флажок вызывал бурное изъ явление симпатий: прохожие останавливались, махали шляпами, выкрикивали приветствия. На этот раз нам повстречалась небольшая кучка людей, шедших к со ветскому консульству с плакатиком: «Отдайте наших итальянских военнопленных!» – и кричавших что то недоброжелательное. В консульстве в тот момент нахо дилась только секретарша, которая приняла из их рук соответствующее заявление, после чего «демонстран ты» мирно разошлись. Я был немало удивлен тем, как апатично, вяло и явно по чужому внушению все это де лалось. Мы совершили экскурсию на чудесный остров Лидо с намерением выкупаться в море. На этом остро ве – курорте мирового значения – нас сразу остано вила лаконичная надпись: «Пляж только для американцев». Так было почти по всему берегу, и мы тащились добрых полтора два километра, прежде чем нашли «пляж для всех». Воображаю, что там творится сейчас, если уже в 1947 году «американизация» так назойливо давала себя чувствовать...

В результате переговоров со многими вокалистами мы нашли несколько человек, весьма достойных и со гласившихся ехать на временную работу в Советский Союз. Дело не обошлось без курьезов – мы повсеме стно наталкивались у итальянцев на самые анекдоти ческие представления о жизни в нашей стране. Так, один из певцов спрашивал, обязательно ли для едущих на работу в СССР вступление в коммунистическую партию. Он был просто поражен, когда мы признались ему, что оба являемся беспартийными. Другой интере совался, можно ли в России носить брюки навыпуск или совершенно необходимо заправлять их в сапоги? И так далее, в том же духе.

Вернувшись домой, мы составили обширную до кладную записку в ЦК. По видимому, дальнейшие пе реговоры на эту тему не дали результатов. Возможно, сыграло роль и то, что дело совпало с периодом непо средственной подготовки февральского Постановле ния об опере «Великая дружба» В. Мурадели и музы кальная общественность была поглощена другими про блемами. Кажется, наша с Н.С. Головановым «развед ка» принесла пользу только нам самим...